Я здесь родился и жил, и сейчас живу. Довольно долго работал в Замоскворечье, в Первой образцовой типографии. Она и сейчас существует, на углу Валовой и Пятницкой, хотя самого производства там уже нет.

Совершенно верно. Для меня это особое место. До революции там работали мои родственники — мой дед, его брат, другие члены семьи. Типография меня с ними связывает. Они жили в доме на Большой Дворянской (сейчас это Большая Пионерская). Самого дома давно нет, но я знаю, где он стоял.

Изменился, но остался вполне узнаваемым. Строятся новые здания, проводится благоустройство, сейчас перестраивается площадь перед Павелецким вокзалом. Вид района, конечно, меняется, но для меня он в целом такой же.

Я бы сказал, домашний. В том смысле, что он мне хорошо знаком, я ощущаю здесь себя дома. В других районах, наверное, тоже: город — это единое целое. Тем не менее, здесь как-то по-особенному.

Исторически Замоскворечье никогда не было парадным, до революции здесь не было высотных домов. Моя бабушка, например, говорила: «Поеду в центр», то есть Замоскворечье — это уже не центр, это другое. При этом остаётся вопрос, что считать Замоскворечьем. До революции в состав Замоскворечья входили Пятницкая полицейская часть и Якиманская полицейская часть. Сегодня административные границы Замоскворечья уходят далеко на юг, а Якиманка — это соседний район. И действительно, два района уже довольно сильно отличаются по духу. Изменения, которые постигли в 20 веке Якиманку, оказались куда более масштабными. В Замоскворечье больше исторических зданий, сохранилось общее ощущение исторической среды.

Мне кажется, стечение обстоятельств. Например, Большая Якиманка в советское время стала правительственной трассой, её оформили большими современными домами столичного масштаба. У нас же такой трассы не было, поэтому восточная часть Замоскворечья сохранилась в большей степени. Или вот, трамвай, который ходил и ходит до сих пор по Новокузнецкой улице - это тоже такая историческая достопримечательность, хотя вагоны новые.

Да. Конечно, город менялся, вместо старых домов появлялись новые, но резких скачков не было. Городское развитие не остановить, но можно сохранить среду.

Основная застройка и Замоскворечья, и Москвы в целом — это конец 19 века. Есть такая важная дата, о которой мало кто помнит, — запуск городской канализации в 1898 году. Это событие колоссальным образом повлияло на развитие города и архитектуру. Стало возможным строительство многоэтажных домов, доходных домов с комфортными квартирами. Эти дома стали расти, как грибы, и, наоборот, начали массово исчезать небольшие особнячки, усадьбы, деревянные дома.

В дальнейшем большую роль сыграли, конечно же, революция и гражданская война, они принесли с собой хаос и разрушения. В короткие сроки изменился социальный состав жителей, в столицу приехало огромное количество людей, которым, попросту говоря, нечего было есть у себя в деревне. Их нужно было где-то поселить, нужны были квартиры, комнаты и даже углы. Если до революции Москва — это, в основном, частные дома и особняки, то потом их национализировали. Поменялось отношение к городу и архитектуре, на повестке — строительство нового общества, нового города. Исторические здания стали считаться пережитком прошлого, они стали больше не нужны, так как не отражали пролетарскую культуру. Многие дома не ремонтировались (всё равно же сносить!), а если и ремонтировались, то где же было найти в условиях всеобщей разрухи квалифицированных строителей и ремесленников, которые смогли бы воспроизвести изысканную лепнину, кованые решетки, замысловатые детали фасада? Да и зачем их воспроизводить?

А какая часть района изменилась больше всего?

«Архнадзор» — это общественное движение, в которое входят люди, озабоченные сохранением исторических памятников, ландшафтов и видов Москвы. Мы стараемся отслеживать планы по сносам, новому строительству. Важно узнавать про планирующиеся изменения на самом раннем этапе, когда ещё ничего не произошло: тогда проще бороться, можно предлагать альтернативные решения, вести переговоры с застройщиком, архитектором, чиновниками. А когда на участок пришла строительная техника, здесь уже очень сложно на что-либо повлиять.

Любой человек может участвовать в работе «Архнадзора», у нас нет формального членства, нужно просто выразить желание и начать что-то делать. Есть сайт «Архнадзора» archnadzor.ru, где можно узнать больше про нашу деятельность, почитать про исторические здания и планируемую застройку. Сегодня «Архнадзору» уже больше 10 лет, но люди по-прежнему крайне обеспокоены положением дел с сохранением наследия в Москве.

Сохранить идентичность Москвы, не допустить уничтожения старой Москвы. Причём уничтожение — это не всегда снос, можно не сносить историческое здание, но окружить его несорзамерными неуместными постройками, тем самым разрушив историческую среду. Или, наоборот, впихнуть в историческую застройку дом невообразимого размера или архитектуры, который задавит всё окружение. Наша цель — сохранить столицу не как археологический или музейный объект, но как живой город, и в этом есть прагматический смысл тоже.

А как можно и можно ли соблюсти баланс между развитием города и сохранением исторической среды?

Застройщик решает, но он должен действовать в рамках определённых ограничений. В соответствии с законодательством, у объектов культурного наследия есть охранные зоны, они накладывают ограничения на хозяйственную деятельность. В таких зонах много чего нельзя, а застройщики часто идут на ухищрения: находят возможность провести корректировку охранной зоны и вырезать какой-нибудь кусок. Находятся аттестованные государственные эксперты, которые рекомендуют скорректировать границы охранной зоны. Важно с большой осторожностью подходить к новому строительству в историческом центре.

Все жители должны быть проинформированы о предстоящих изменениях и иметь возможность высказать своё мнение. А у нас публичные слушания проводятся таким образом, что большинство о них просто не знает. При этом зал часто оказывается полон каким-то людьми, которые пришли по приглашению застройщика и все как один его поддерживают. Я не знаю, как с этим бороться, так как формально всё по закону.

И всё же важно помнить, что застройщик не обязательно хочет чего-то плохого, обычно он просто хочет более высокого дохода. И иногда, если предложить приемлемое альтернативное решение, можно и договориться. Не раз решения менялись под давлением общественности, когда застройщик пересматривал проект, чтобы избежать публичного конфликта.

Трудно сказать, есть разные примеры. Какие-то здания удалось спасти, в каких-то проектах новой застройки учитывалась историческая среда. В позапрошлом году была громкая история с домом Булочникова на Большой Никитской: историческое здание хотели заменить на новодел, увеличив чуть ли не в два раза этажность. «Архнадзор» вёл общественную кампанию, за здание вступились местные жители, жители других районов, эксперты, был широкий общественный резонанс. От одиозного проекта в результате отказались, историческое здание будет сохранено.

Есть. Например, дом Шевандина — красное кирпичное здание в самом начале Большой Татарской, где сейчас располагается Представительство Кемеровской области. Здание не является объектом культурного наследия, и в какой-то момент в открытом доступе появились планы Представительства по его надстройке и перестройке. К счастью, удалось своевременно привлечь общественное внимание к этой проблеме, от планов отказались. Но риск всё равно остаётся, часть дома имеет серьезные трещины и нуждается в реставрации. А у нас часто под видом реставрации сносят или полностью перестраивают исторические здания.

Часто застройщики говорят, что проведут регенерацию, а потом ломают трехэтажный дом и на его месте строят девятиэтажный. Это жонглирование словами. Регенерация — это восстановление характеристик утраченного комплекса, квартала или дома. Например, была фабрика определенных объемов, они утрачены, но мы примерно сохраним эти объемы, чтобы сохранялся образ места. С памятниками несколько проще, по закону невозможна их регенерация или реконструкция, только реставрация. Но дом Шевандина не является ОКН, так что риск остаётся. Мы следим за ситуацией.

Много. С большой грустью вспоминаю дом Привалова на Садовнической улице. Там стояло три корпуса, вместо них сейчас построены новые. Разрушенные дома находились в глубине, во дворе. Новое здание, выходящее на улицу, повторяет фасад снесённого дома. Но это реплика, а интереснейший ансамбль доходных домов конца 19 начала 20 века утрачен навсегда.

Или вот на набережной Водоотводного канала у Зверева моста 10 лет назад уничтожили целый квартал. Тогда мы пытались бороться со сносом, но ничего не вышло. Угловой дом, имевший необычную композицию с лестницей и разноуровневыми окнами, так и не был восстановлен. Его снесли под предлогом критического состояния конструкций, при этом заодно уничтожили и другие дома, которые стояли рядом. Это было совершенное безобразие.

При этом важно помнить, что утраты — это не только сносы, но и утраченные виды, нарушенная историческая среда. И такие утраты происходят постоянно. Например, прямо сейчас рядом с Павелецким вокзалом строится здание гостиницы. Это здание загородило Музей железнодорожного транспорта, который выходил на Кожевническую улицу красивой оградой из натурального розового камня с чугунными гирляндами. Теперь эта ограда и сквер за оградой закрыты. Это небольшая, но тоже важная утрата, и вот таких сравнительно небольших, но значимых потерь, увы, очень и очень много.

Мне кажется, ДКН делает многое, но его возможности не безграничны. Департамент находится в подчинении городской власти и, следовательно, под давлением стройкомплекса. Если на какой-то участок есть проект и инвестор, защитить историческое здание от сноса становится очень сложно. Его под надуманным предлогом не регистрируют как объект культурного наследия.

Возможно, требуется кардинальное решение — например, поменять подчиненность департамента. Если бы это была федеральная структура, независимая от мэрии и самостоятельная в принятии решений, ситуация могла бы быть иной.

В департаменте есть очень неплохие специалисты, но они всегда говорят: «Мы чиновники, мы действуем в соответствии с экспертизой, подготовленной профессиональными экспертами». А эта экспертиза часто бывает подготовлена по заказу застройщика, и эксперты подбираются соответствующие.

Если здание является объектом культурного наследия, то могут быть разные степени охраны, разные предметы охраны. В соответствующем документе прописывается, какие части здания не подлежат изменению, при этом они могут быть укреплены физически, с ними должны проводиться работы по сохранению. Например, фасад, материал фасада, кровля. Если внутри есть ценные интерьеры, то они тоже могут быть предметом охраны. Собственник обязан соблюдать установленные ограничения, а в этих рамках, конечно, может быть приспособление для нового использования, могут проводиться изменения, если они не касаются предмета охраны. В отношении предмета охраны возможны только реставрационные работы.

К сожалению, мы нередко сталкиваемся с крайне низким качеством реставрационных работ. Есть много примеров, когда интересные исторические дома были отреставрированы до неузнаваемости, от них мало что осталось.

Мне очень нравится начало Пятницкой, до Климентовского переулка. Эта часть улицы самая живая, с большим количеством людей, ресторанов, кафе, она интересна по архитектуре. Есть другое Замоскворечье, более тихое, но мне ближе это.

Назову два. Церковь Климента Папы Римского, довольно редкий для Москвы образец высокого барокко, и Кригскомиссариат на Космодамианской набережной. Он не кажется на первый взгляд эффектным, но тут надо помнить, что корпуса были надстроены, и мысленно убирать один этаж, тогда получается очень интересно. Это, действительно, выдающееся здание, построенное по проекту Николая Леграна, замечательного архитектора второй половины 18 века.

Современная архитектура в Замоскворечье, на мой взгляд, весьма среднего качества, не вижу выдающихся зданий. Примечателен «Аквамарин» на набережной Водоотводного канала, но, по мне, он слишком объемен для этого места. Интересно, что на фасаде жилого корпуса сделана отметка с обозначением высоты старого фабричного комплекса, который стоял на этом месте. Этого никто не знает, если не ткнуть пальцем, но это интересная деталь.

Мне совсем не нравится Swiss отель. По архитектуре он вполне нейтральный, но вклинивается в исторические панорамы в самых разных местах. Если мы стоим на Красной площади у Исторического музея, мы будем видеть здание отеля между храмом Василия Блаженного и Спасской башней. То же самое с другой стороны, у Крестьянской заставы. Выходим из метро Пролетарская, смотрим в сторону Новоспасского монастыря и видим на его территории небоскреб. На самом деле, отель, конечно, далеко от монастыря, но впечатление создается именно такое. Некоторые дальние перспективы оказались просто испорчены этим зданием.

И совершенно ужасен бизнес-центр «Балчуг Плаза» на набережной Водоотводного канала, где поверх брутального объема поставлен какой-то упрощенный парфенон с колоннами. Здание неуместное по деталям и гигантскому объему, оно загораживает соседние дома и церковь Георгия Победоносца в Ендове. Мы смотрим вдоль Пятницкой и видим верхнюю часть офисного центра, он подавляет все вокруг. Нужно ли было здесь здание такого размера? Нужна ли была здесь такая архитектура? Мне кажется — нет, это была градостроительная ошибка.

Интервью подготовила: